Автобус

Раньше К. жил в высоком красивом доме на набережной Реки. Много воды утекло с тех пор, и теперь в этом доме все ещё можно отыскать нескольких людей по имени К., но того К. здесь больше нет.

Это началось в самом конце лета. В те времена К. пил дешёвое пиво, курил отвратительные сигареты и ждал осени. Когда его потом спрашивали о подробностях, он не мог вспомнить тот памятный вечер. Но тогда этот вечер казался К. великолепным. С севера дул ветер, почти холодный, почти осенний, К. сидел со своим другом А. на скамеечке около дома, пил портвейн и смотрел на Реку. С каждым глотком этого напитка богов, пахнущего керосином, душа К. воспаряла всё выше и выше. Внизу осталась набережная, порт, гирлянды огней на трубах… И тут портвейн кончился.

А. сказал: «Пойдем отсюда», и К. согласился. Они поднялись и пошли к Реке. Когда они подошли к набережной и стали переходить проезжую часть, К. стало совсем хорошо. Ничего не могло быть лучше в тот день, до конца которого оставалось всего две-три тысячи секунд. К. стал медленно разворачиваться на мостовой, беря курс на запад-северо-запад. При этом он ненароком задел А. «О! Ты разворачиваешься, как автобус!» — сказал А. и истерично засмеялся. К. тоже засмеялся. Ему было смешно. Ему было хорошо. «Да! Как автобус!» — повторил он и засмеялся ещё громче. Луна рисовала серебром по воде. Никто тогда не знал, что случится потом.

Когда листва на деревьях уже заметрно пожелтела, К. стал замечать, что его привычки начинают меняться. Раньше он любил трамваи и троллейбусы. Каким наслаждением было усесться на маленький квадрат трамвайного сиденья и смотреть в окно! Вагон покачивало на стыках, а если линия была чересчур прямая, то вагоновожатый вдавливал педаль в пол, и трамвай нёсся вперед с совершенно феноменальной скоростью. К. был очарован заброшенными кольцами, на которых нет-нет, да появлялись вдруг одинокие трамваи, чтобы через час исчезнуть; К. был очарован сплетением проводов над головой в рабочих районах; К. знал многие трамвайные маршруты. А каково было ехать в троллейбусе, развалившись на широком мягком диване! Троллейбусов в Городе было больше, и они имели доступ даже в центральные районы, куда трамваи почти не пускали. Троллейбусы ходили размереннее, солиднее — у них не было прямых рельс, и лишь ночью водители расслаблялись. Но К. любил троллейбусы и днём — за щелчки реле в кабине, за широкий салон, за щемящее душу подвывание динамика при разгоне и торможении. Но теперь всё изменилось.

Теперь К. всё чаще стал ездить на автобусах, которые раньше не очень-то и жаловал. Его, коренного жителя Города, не особенно впечатляло огромное число городских и пригородных маршрутов — он воспринимал автобусы как суровую, почти лишенную красоты и очарования необходимость большого города. Но теперь он все чаще предпочитал автобус трамваю и троллейбусу, когда нужно было куда-либо поехать. Причину этого К. понять не мог, считая, что она скрывается где-то в глубине подсознания. Тогда это почти не беспокоило его.

А однажды, серым ветреным днем первого месяца осени, К. вышел случайно на улицу Всемирной Весны. Он любил эту улицу за ее спокойствие, добротные дома и обилие деревьев. Линия 72-го трамвая, ходившего каждые семь минут, придавала этой улице какое-то особенное очарование, так по крайней мере казалось К. раньше. Сейчас К. думал об этом совсем не так, он просто думал, что вот сейчас он завернет за угол, пройдет немного и увидит кольцо 72-го. Он завернул за угол, прошёл немного и посмотрел в сторону железнодорожной станции. Кольца не было. Была лишь развороченная земля, покосившиеся столбы и обрывки проводов. Рельсы на мостовой были сняты, а колея была залита асфальтом. Зато около тротуара стояло штук пять новеньких автобусов 772-го маршрута. Такого номера К. прежде не видел — это был новый маршрут, организованный для замены трамвая. «Значит вот оно как…», — подумал К., — «Всего-то приписали одну цифру…» Он стоял и смотрел на остатки кольца — эта картина притягивала его взор, словно магнит. Из оцепенения его вывел звук заводящегося двигателя — один из автобусов отправлялся в рейс. К. побежал к остановке и вскочил в уже готовую было закрыться дверь.

Через двадцать минут автобус выехал на Огородную улицу. К. посмотрел направо и увидел трамвайное кольцо. На нём стоял желтый трамвай с номером 72. И тогда К. все понял. Автобус ехал вперед, а трамвай остался сзади. Ничто не мешает автобусу встать поперек дороги, но он едет вперед. Трамвай, оставшийся далеко сзади, тронулся с места. Сейчас он будет поворачивать, ничто не мешает автобусу повернуть вместе с ним, но его назначение совсем другое. Конечная. К. выпрыгнул из задней двери и пошел на север. Он забыл про водителя, забыл про путевой лист, забыл про солярку. Его взору открывались лишь перспективы. С севера задул холодный ветер, но К. всё шёл и шёл вперёд. Всё было замечательно.

Скоро перемены, произошедшие с К., стали замечать и те, кто с ним регулярно общался. Он становился всё более замкнутым, часто надолго уходил из дома и возвращался поздно. И не всегда можно было с уверенностью сказать, где К. находится в данный момент - он мог быть в любой части Города, а то и в ближнем пригороде. Чаще всего его можно было застать сидящим в автобусе и прильнувшим к стеклу, с легкой улыбкой на лице. Теперь он мог чувствовать каждый автобус. Он чувствовал мощь двигателя, чувствовал каждый клапан, чувствовал искру в свече зажигания, чувствовал каждую шестерёнку; бензин или солярка омывали его теплыми волнами, диски сцепления крутились, казалось, где-то под ложечкой, а после переключения скоростей по всему телу проходила сладостная дрожь. К. уже знал многие автобусы, как свои пять пальцев, и разговаривал с ними про себя, как со старыми знакомыми, будь то на Северной Горе или в Восточном Ботове. А с началом зимы перемены, происходящие с К., вступили в последнюю фазу. У К. была девушка по имени Е. Он познакомился с ней не так давно — в начале весны. Она не могла не замечать того, что происходит с К. Её очень обижало то, что К. проводит с ней так мало времени, но она ничего не могла с этим поделать. Она пыталась завести с ним серьезный разговор, чтобы разузнать причину его странного поведения, но К. всегда в таких случаях отмалчивался или переводил разговор на другую тему. Так продолжалось уже не одну неделю. Е. уже не раз приходила в голову мысль плюнуть на все и бросить К., но что-то удерживало её от этого шага, хотя их отношения за эти несколько месяцев не стали такими серьёзными, какими могли бы стать, если бы с К. ничего не случилось.

И вот однажды К. отправился вместе с Е. в Дубраву к своим друзьям на очередную пьянку по никому неведомому поводу. Е. уже была там пару раз до этого, и нельзя было сказать, что ей не понравилось. И поэтому когда она услышала о том, что К. собрался в Дубраву, то стала проситься с ним. К., недолго думая, согласился, и вечером они уже сидели за столом в квартире Д. За окнами снег на крышах серебрился в свете фонарей, а подсвеченная красными и желтыми огнями Башня безмолвно стояла в чёрном холодном небе. Всё было как всегда.

Пиво измерялось литрами, сигареты — пачками. Кто-то лежал, кто-то сидел, кто-то рвал струны. Еды было мало, питья — много. К. особенно усердно налегал на пиво, и скоро он уже забыл, когда и где в этой квартире он видел Е. Голова шла кругом, стены мерно раскачивались, да и желудок не стоял на месте. К. понял, что ему нужен свежий воздух, много свежего воздуха. Он встал с дивана и пошел на юг. По пути он ногой выдернул шнур из гитары, за что Б., игравший на ней, обдал его отборным матом. Но К. было все равно. Он открыл дверь и вышел на балкон. Живительный холод тут же заключил К. в цепкие объятия. К. закурил сигарету. Внизу, припорошенный снегом стоял 421-й автобус. «Здесь не ходят автобусы», — подумал К., — «Тем более 421-й. А ведь не доехал совсем чуть-чуть. Парк ведь на проезде Литераторов». Проезд Литераторов можно было обозревать из соседней комнаты, там тоже был балкон. К. все еще мутило, но он всё-таки решил пойти посмотреть на парк.

Он кое-как добрался до соседней комнаты и открыл дверь. В комнате было темно. За окном снег на крышах серебрился в свете фонарей, а подсвеченная красными и жёлтыми огнями Башня безмолвно стояла в чёрном небе. Всё было как всегда. Почти как всегда. На кровати полулежали две фигуры, К. сразу узнал их, это были Д. и Е. Было слышно прерывистое дыхание, а рука Д., по-видимому, уже минут пять назад преодолела молнию на джинсах Е. и теперь выполняла свою обыкновенную подготовительную работу. Это всё, что успел разглядеть К. Он резко повернулся и закрыл дверь. Как оказалось, с внешней стороны на двери имелся шпингалет. К. аккуратно закрыл его и направился в туалет. Через полминуты он вышел оттуда, словно передумав, но тут же развернулся и вошел вновь. Его вырвало бурой жидкостью с ошмётками колбасы, затем он спустил воду, вышел из туалета, оделся и вышел из квартиры. Часы пробили полночь.

В течение следующих нескольких дней он был сам не свой, но не оттого что так явно наблюдал измену, а от ощущения, что всё так и должно быть. Он знал, что это не так, но чувствовал, что всё произошло так, как должно было произойти. Е. просто обязана была изменить ему, ведь он теперь стал совсем другим. Он почти уже нашёл разгадку… Однажды позвонила Е., но у К. был определитель, и он её отключил. Д. тоже пытался позвонить Е., даже целых три раза, но у неё тоже был определитель, и она тоже умела отключать звонящих. При личных встречах К. почти не разговаривал с Д., и последний, наконец, решил объясниться. Но К. оборвал его на полуслове, дружески похлопал по плечу и сказал: «Всё замечательно! Не морочь себе голову. Я не злюсь, совсем не злюсь. Так надо». После этого он развернулся и ушёл, а Д. только пожал плечами.

А примерно через два дня К. приснился сон. Ему снилось, будто он автобус, и едет по Рабочему мосту. Справа, на набережной, его дом, потому что он там живёт, а слева тоже его дом, потому что это автобусный парк. И как назло его поставили сегодня на 447-й маршрут, который должен ходить редко и который никому не нужен. От негодования у него то и дело чихал карбюратор. И тут по левой полосе его обогнал 651-й, а потом ещё и 192-й. Мотор натужно взвыл и К. попытался наверстать упущенное. И тут вдруг мотор заглох, и больше не заводился. К. аж расплакался от обиды, хотя автобусы и не умеют плакать. Наконец он смирился и стал мигать всеми своими шестью поворотными огнями, взывая о помощи. Но машины с воем проносились мимо. А самое главное - мимо проносились автобусы, и дом был рядом - один здесь, другой там — но спасения не было… Когда К. проснулся, было уже утро, а подушка была мокрой от слез. Тогда-то он и решился.

Через полчаса он уже выходил из дома. Скупое зимнее солнце освещало набережную, замёрзшую реку, мосты и дома, причал и фонари. На тротуаре К. обернулся и посмотрел на свой дом. Сердце у него защемило. Вот оно, его окно на пятнадцатом этаже. Из этого окна он часто вечерами смотрел на другой берег реки, туда, стоит его новый дом. Его, наверное, уже ждут там. Его ждет новый прекрасный мир — мир бензина и асфальта, мир белых и жёлтых таблиц, мир трёхцветных сигналов и жирных белых пунктиров. Он развернулся и бодро зашагал к мосту.

И вот он у ворот нового мира. Он пять минут стоял на месте, пытаясь собраться духом и проникнуться этой новой необычной, но в то же время такой желанной атмосферой. Ворота раскрылись, и оттуда выехал длинный желтый автобус 59-го маршрута. «Скоро я буду с ними», — сказал себе К. и направился внутрь.

После недолгих поисков К. наконец оказался перед нужной дверью. «Только бы не 447», — сказал себе К. и, зажмурив глаза, толкнул дверь. Внутри сидел один человек за письменным столом и что-то писал. «Наверное, секретарь», — подумал К. и обратился к нему. Секретарь выслушал его и начал рассказывать что-то про учебный комбинат. «Вы не понимаете,» — прервал его К. — «Я не хочу водить автобусы. И чинить я их тоже не хочу». Секретарь спросил у К., а чего, собственно, тот хочет. К. ответил. Секретарь долго в упор смотрел на него, а потом сказал, что до первого дня весны еще далеко. К. ответил, что он прекрасно это знает и говорит совершенно серьезно. «Слушай, шёл бы ты…», — сказал ему секретарь, вставая из-за стола. «Как вы не понимаете!» — вскричал К. — «Я нужен здесь, я нужен Городу! Это моя самая большая мечта!» «Так, значит, по-хорошему не хочешь?!» — сказал секретарь, подходя ближе. И тогда К. разразился рыданиями, упал на пол и стал в отчаянии бить по паркету кулаками. «Сволочи! Ну почему вы все такие?!» — кричал он. — «Я согласен даже на 447, я на всё согласен, а вы… Сволочи!!!» Дальше он уже не кричал, а только протяжно выл. Секретарь в задумчивости остановился. На крик в комнату вошел еще один человек и спросил в чём дело. Секретарь ему объяснил. Они тихо о чём-то посовещались, а потом подняли К. с пола и пообещали, что всё устроят в лучшем виде. Затем вновь пришедший ушёл, а секретарь налил в стакан какой-то гадости и заставил К. выпить это. Затем раздался телефонный звонок, секретарь поднял трубку, сказал: «Хорошо, сейчас придем», — и положил трубку на рычаг. «Мы вас взять, к сожалению, не можем», — сказал он К., — «но мы навели справки и подыскали вам место. Пройдёмте со мной». Обрадованный К. проследовал за ним во двор, где они сели в небольшой грузовичок. К. усадили между водителем и секретарем и машина тронулась.

Через десять минут езды К. почуял неладное — в этой стороне почти не было автобусных парков. А когда машина повернула направо, К. понял всё. «Пустите!» — заорал К. «Держи его!» — заорал водитель секретарю. Сильные руки вдавили К. в кресло. Он совсем не хотел работать в таком автобусном парке…

Зато теперь ему хорошо. За ним постоянно ухаживают, часто моют, три раза в день заправляют, у него отдельный гараж, очень надежный — с решетками на окнах и замком на двери. За одной стеной — трамвайное депо, за другой — троллейбусный парк. Этажом ниже — метродепо. Не беда, что на маршрут выпускают лишь на два часа, да и очень он однообразный, этот маршрут. Сначала К. никак не мог привыкнуть к такой несправедливости и бился головой об стену, а стена в ответ прогибалась. Сложно сказать, сколько в него залили антифриза, пока он не успокоился.

Сейчас весна, и К. по вечерам, после работы, любит сидеть у окна. Там, внизу, спешат куда-то его коллеги — желтые, красные, бело-жёлтые, бело-красные, бело-зелёные, иногда попадаются и голубые. 122-й, 291-й, 706-й, и много-много других маршрутов. И иногда ему становится очень больно и обидно, когда он понимает, что с ним сделал тот секретарь. Тогда у него начинается истерика, хотя у автобусов никогда не бывает истерик. Тогда в гараже появляется девушка в белом одеянии, кладёт его на кровать и заправляет антифризом, хотя автобусы заправляют антифризом вовсе не на кровати. А она красивая, эта девушка, очень красивая. К. она напоминает Е.

А раньше К. жил в высоком красивом доме на набережной Реки…